Перспектива увидеть Дэниела Крэйга и Рейчел Вайс, знаменитых актеров, волей случая оказавшихся супругами, на бродвейской сцене в возрожденной постановке пьесы Гарольда Пинтера «Предательство» режиссером Майком Николсом (совсем недавно поставившим «Смерть коммивояжера» с Филиппом Сеймуром Хоффманом) сама по себе заставляет сердца биться чаще. Еще более соблазнительной выглядит перспектива того, что, в конце концов, актеры, не расположенные к излишней публичности, будут вынуждены, сидя бок о бок, говорить друг о друге. О неожиданном и браке. О том, каково это, работать вместе. Как им удается сохранять конфиденциальность своей личной жизни. Поведайте нам, как вам удается хранить свои секреты, мистер и миссис Звездная Пара. Выкладывайте.
Мечты таблоида развеялись быстро. Встречи с Крейгом и Вайс проходили на разных концах города: с ней – на Западе в обычной булочной (Pain Quotidien), с ним – на Востоке в номере отеля, снятом Дэниелом специально для нашей беседы.
Прежде чем пойти на встречу с Крейгом, я поинтересовалась у Вайс о причине отказа от совместного интервью. Она выглядела удивленной: «Это действительно странно, не так ли?». Затем предположила, что таким было требование издателя: «Я не знаю, почему они решили сделать все именно так».
Но разве она сама не принимала участие в принятии этого решения?
«Д-д-да. Да»
Пинтеровская пауза* (Прим. переводчика: «Пинтеровская пауза» - от имени собственного «Пинтер», театральный термин, обозначающий двусмысленную, «запинающуюся» паузу).
Возможно, это была просьба Крейга.
Позднее, я встретился с ним в отеле, и он жестом пригласил меня в свой номер. Этот невысокий мужчина с невероятно широкой верхней частью тела производит впечатление боксера профессионала, даже когда находится в состоянии покоя. Его голубые глаза замечают буквально все. Номер кажется слишком маленьким для него, тесным. Но, как и в предыдущих интервью, он остается верен себе. «У людей сложилось впечатление, что в общении с журналистами я все время невыносимо груб, - говорит Крейг. – Я грублю только тем журналистам, которые задают мне глупые вопросы». У меня же сложилось впечатление, что Крэйг и Вайс ничего не рассказывают о своей личной жизни только потому, что ни один из них не умеет хорошо лгать.
Прежде чем поговорить о семейной жизни, мы обсудили Пинтера.
Крейг играет Роберта, жена которого, Эмма (Вайс), на протяжении семи лет имеет на стороне роман с лучшим другом Роберта, Джерри (Рейф Сполл). Первой сценой пьесы Пинтер решил сделать встречу прелюбодеев за ланчем спустя несколько лет, после начала их интрижки. Он посчитал, что двигаться от этой точки дальше не имеет смысла, поэтому вместо того, чтобы развивать историю дальше, он в обратном порядке показывает все этапы развития этих отношений: от разрыва любовников до их первого, случившегося, по пьяни поцелуя. Этот взгляд в прошлое выходит необыкновенно глубоким и проникающим. Получилось, что едва ли не каждый предал другого в той или иной мере.
Присущая Крейгу вспыльчивость делает его видение пьесы Пинтера поистине захватывающей. Он обладает своим собственным ритмом. Крейг знает, что прилагательное «пинтеровский» стало уже нарицательным, а паузы прописывались драматургом специально для того, чтобы у зрителя было время поразмыслить над тем, что происходит на сцене, однако сам он не желает быть привязанным к этим самым паузам: « Я думаю, что если вы считаете паузу неуместной, то лучше её и вовсе не делать. Он больше не следит за нами, а это самое настоящее дерьмо».
По его ощущениям это не что иное, как шокирующие эмоции с «ахами» и «охами», загадочная тишина и искусство игры. «У Пинтера часто присутствует попытка добиться реакции от другого человека. Поэтому из уст его персонажей можно услышать достаточно спорные вещи. Но не потому, что эти персонажи хорошие или плохие, а потому, что они просто хотят быть любимыми».
Я уже упоминал ранее, что однажды Пинтер посоветовал американским актерам держаться текста, а не агонизировать, придумывая движения – ритм, музыку. Крейг кивает головой: «Оно может иметь прекрасный ритмический размер, а кто-то может быть прекрасным мастером, но Пинтер невероятно увлекающийся человек. Вы знаете, каким чертовски сложным он был с людьми, и с какой страстью он относился к вещам далеким от театра. Именно это меня и вдохновляет».
Ранее этим летом Вайс, Крейг и Сполл приняли участие в трехнедельном семинаре с Николсом. Они зачитывали сценарий, Николс рассказывал истории о Пинтере (в восьмидесятых он хотел снять свою версию «Предательства»), они репетировали пьесу. Много смеялись. Некоторые полагают, что эта работа не станет одной из тех лукавых тихих пьес, которые так часто пародируют.
Сполл рассказал мне (из Лондона, где он только что закончил съемки, а теперь проводит время с двумя своими детьми - двух лет и одиннадцати месяцев, соответственно), что всякий раз, когда возникает возможность импровизации в пьесе Пинтера, её нельзя упускать. Сын известного британского актера Тимоти Сполла, Рейф задолго до того как получил эту роль, вступил на землю Пентерианы, с жадностью поглощая все пьесы и эссе, включая последнюю книгу мемуаров Леди Антонии Фрейзер, в которой она рассказывает об их с Пинтером свиданиях (запрещенных) и последующем браке – «Вы уже уходите? Моя жизнь с Гарольдом Пинтером».
Но по-прежнему «Предательство» сохраняет свою таинственность и сверхинтеллектуальность Пинтера, выбивает почву из-под ног «О том, что Джерри знает, и что – нет, на данный момент явдяется неясным». Крейг же ожидает того, что каждый вечер на сцене пьеса будет переосмысливаться. Вайс специально не интересовалась подробностями семилетнего романа Пинтера с британской телеведущей Джоан Бэйквелл, хотя именно эти отношения и вдохновили Пинтера на написание «Предательства». О них же упомянуто и в мемуарах самой Бэйквелл – «Центр кровати». («Почему не слева или справа на кровати?, - спрашивает она. – Это секс втроем?»). У нее есть некоторая предубеждение, на каждой из репетиции она совершает маленькие открытия. «Это похоже на слои осадочных пород, о которых я, возможно, забыла, но они все еще существуют».
Она добавляет: «Я делаю все по мере развития. Не строю никаких теорий. Я пытаюсь говорить так, как будто я знаю, о чем говорю».
По совершенно непонятным причинам у Рейчел Вайс совсем немного работ. Прежде, чем расстаться режиссером Дареном Аронофски (с которым они оформили совместную опеку над их общим сыном), она с триумфом сыграла в «Да, возможно», «Агоре» и «Стукачке». Тем не менее, не один из этих фильмов не стал хитом. Затем вышел провальный «Дом грез», который был бы еще большим провалом, не начнись на его съемках её роман с партнером по съемочной площадке, Дэниелом Крейгом, которого, в свою очередь, большую часть съемочного процесса приводило в настоящее бешенство стремление студии сделать из картины дешевый фильм ужасов. Ее следующее появление на экране, на этот раз в «Глубоком синем море» Терренса Девиса, принесло актрисе неожиданную награду от Гильдии кинокритиков Нью-Йорка, но опять её работа оказалась неизвестной широкой публике. Затем она получила неплохие роли в двух крупных проектах – «Эволюции Борна» и «Оз: Великий и Ужасный», и снова затишье на протяжении 18 месяцев.
Однако скоро этому затишью придет конец. Её ожидает роль в экранизации романа Дженнифер Гилмор, в центре которого лежит проблема усыновления. «Предательство» же станет долгожданным возвращением Рейчел на сцену после четырехлетнего перерыва. В последний раз она играла Бранш из «Трамвая «Желание»» в лондонском «Donmar Warehouse».
У Крейга и Вайс есть жилища в Лондоне, Манхеттене и на севере штата. Тем не менее, они считают себя нью-йоркцами. «Странная вещь случается с вами, когда вы живете где-нибудь довольно долгое время, – говорит Крейг. – Как-то мы гостили в Лондоне, и я понял, что хочу вернуться в Нью-Йорк. Вполне естественно, что он стал для меня домом».
И наконец-таки «семейная жизнь»? «Мы – отдельные творческие единицы, и мы предпочитаем таковыми и оставаться. Мы не профессиональный дуэт, – говорит Крейг . – Просто не хотим, чтобы люди видели в нас семейную пару. Потому что наши взаимоотношения не должны касаться никого кроме нас. Мы собираемся вместе играть на сцене, знаем, что нам придется раскрыться, но делать это мы будем с профессиональной точки зрения. Мы делаем это как актеры.
Мы идем на работу, работаем, а затем идем домой. Мы можем столкнуться с какой-то проблемой, но иметь разные взгляды на пути ее разрешения. Кто знает? В жизни случается всякое…
Брак – штука сложная, это тяжелый труд. И то, что взаимоотношения становятся достоянием общественности, не делают его легче. Лично меня не интересует чужая личная жизнь, как правило, подобная информация оказывается слухами, при этом лживыми. Но вернемся к нашей теме: «Предательство» рассказывает о том, что в семейной жизни все может оказаться гораздо сложнее».
Прикончив пачку чипсов и заметно подустав от Пинтера, Крейг был только рад поговорить о Бонде. По истечении тех 14 недель, пока «Предательство» будет идти на сцене, он снова приступит к съемкам в новом фильме об агенте 007, и снова под руководством Сэма Мендеса. «Скайфолл» показал, насколько плодотворным получилось их сотрудничество. В основе сценария лежала идея смерти персонажа Джуди Денч, М. И для того, чтобы хоть немного развеять гнетущую атмосферу фильма, в сценарий была введена «юмористическая часть». На протяжении всех съемок они добавляли в сценарий шутки. Например, сцену, в которой Бонд преследуя киллера, запрыгивает на несущийся на высокой скорости поезд и поправляет манжету своего рукава, была придумана Крейгом практически на лету. «Ему ведь чертовски больно было прыгать по крыше поезда, – объясняет Крейг. – И всё чего он хочет, это просто выпрямиться после прыжка. И именно этот жест наглядно демонстрирует его самообладание. В, казалось бы, кризисной ситуации, он в первую очередь думает о том, как выглядит его одежда. Поэтому чем страннее выглядит ситуация, тем лучше это видно».
Он заставил их вернуть поезд в исходную точку (это заняло около часа) и сделать еще один дубль. Вуаля, культовый кадр готов!
Бону Крейга пришлось страдать на протяжении трех фильмов, пока, наконец-таки, к концу «Скайфолла», он преобразился в того самого, привычного нам Бонда. «Надеюсь, мы вернем прежнюю иронию, – продолжает Крейг, –И будьте уверены, она не будет выглядеть пародией. Я не умею шутить, у меня это плохо получается. Если только она внезапно не обретет смысл. Есть ли в этом какой-то смысл? Иногда мне хочется научиться шутить больше, но у меня плохо получается, поэтому я просто этого не делаю».
Нам остается только надеяться, что их с Вайс совместная постановка Пинтера подарит нам множество таких прыжков по движущемуся над пропастью поезду. И в качестве этого самого поезда выступят неукротимые эмоции и бездонные паузы, вот только манжеты останутся не заправленными.
Перевод Анны Дадерко.
Оригинальный источник 
